Обсессивно-компульсивное расстройство. Осторожно, жестокие сцены

Оригинал

Привет. Я болен обсессивно-компульсивным расстройством, которое является тревожным расстройством, в котором люди имеют нежелательные и повторяющиеся мысли, чувства, идеи и поведение. Другими словами, моя жизнь носит систематический характер.
Но вчера я обнаружил трещину в моей собственной системе.
Тем утром я встал в моем доме на берегу озера ровно в 6:45, как и в любое другое утро. Прежде чем покинуть мою спальню, я тронул ручку три раза. Я должен. Я нуждаюсь в этом.
По пути вниз по лестнице я постарался не наступить на вторую и последнюю ступеньки. Я никогда не наступаю на них. Я просто не могу.
Я сделал себе обычный завтрак - тосты, яичница и черный кофе. Я ничего больше не ем по утрам, всегда только это.
Включив мой айпад, я проверил заголовки местных новостей, как обычно. Но сегодня что-то было… Не так.
Я не мог притронуться к экрану. Неужели я что-то забыл? Странное чувство оставалось во мне все время, пока я шел до машины. Выйдя из дома, я закрыл дверь, затем открыл и снова закрыл.
Пока я ехал на работу, я не мог не чувствовать, будто какая-то часть меня была потеряна. Что я пропустил? Как я вообще мог пропустить что-то!
Я надеялся, что это чувство уйдет во время работы тем днем. Но оно не ушло. Оно оставалось во мне целых 12 часов. Я покинул офис около 18:45 и направился домой.
На 25-й минуте моей езды я остановился на красный свет светофора на перекрестке Марбери и Вествэя.
Но когда свет переключился с красного на зеленый, я снова почувствовал то странное ощущение. Единственный человек, который был рядом - это мужчина, едущий сзади меня. Он посигналил мне, пытаясь заставить тронуться с места, но вместо того, чтобы давить на газ, я просто открыл окно и поманил его. Он пошел ко мне.
Я, чувствуя себя ужасно, сидел в машине, все еще стоя на перекрестке. Что-то серьезно не так. Что я упустил здесь?
Я потрогал все в машине, до чего могу дотянуться - надеясь, что это освежит мою память. Я дотронулся до приборной доски, кожаных сидений, аварийного тормоза, даже крыши. Ничего не поменялось.
Мои руки начали дрожать, когда я медленно уехал. Это неправильно. Мне это не нравится.
Когда я прибыл домой, я завел мой Мустанг74 в гараж. Я мою машину каждый будний день, и никогда в выходные. Я мою только спереди и сзади. Но не бока. Неважно, какими грязными они становятся, я никогда не мою бока. Я просто не могу.
Но что-то еще казалось упущенным из мой дневной рутины, пока я мыл машину. Нет! Только не опять! Сначала новости, потом перекресток, теперь это? Заканчивая с машиной, я трусцой выбежал на задний двор. Только трусца, не шаг, не бег.
Открывая сарай, я почувствовал, как что-то невосполнимо теряется из моего расписания. Я закричал.
«Это неправильно! Это неправильно! Это неправильно!»
Я вывалился из сарая и посмотрел на озеро. Оно всегда успокаивало меня, когда мое расстройство выходило из-под контроля. Но сегодня все, что я хотел - это спать. Мне нужно было поскорее закончить этот день.

*     *     *
Следующим утром я проснулся в 6:45. Дотронулся до дверной ручки три раза. Не наступил на вторую и последнюю ступеньку по пути на кухню. Я приготовил мои тосты, яичницу и черный кофе. Я включил айпад. Прокрутил местные новости.
…Чего-то все еще недостает…
Я почувствовал раздражение. Чего могло не хватать? Меня начало подташнивать.
Вылетая из двери в ужасной ярости, я быстро закрыл дверь, открыл ее и снова закрыл. Я уехал на работу.
Как правило, я умудряюсь закончить много работы, когда я расстроен, что странно. Так что я чувствовал, что хотя бы закончил что-то, когда я ушел из офиса в 18:45.
Домой я ехал быстро. Очень быстро.
Что… Я… Пропустил…
Я приблизился к красному свету у Марбери и Вествэя.
Давай же… Думай… Думай…
Какой-то человек находился на середине перекрестка, преодолевая свой путь до другой стороны дороги.
Почему я не могу вспомнить?!
Человек повернул голову, увидев, как прямо на него несется мой Мустанг на скорости 136 км/ч.
Я тоже увидел его. Волна ужаса прошла по моему лицу, когда я увидел, как он устремился к другой стороне.
Я повернул в том же направлении. Раздался громкий стук, когда я врезался в мужчину впереди моей машины. О боже.
Выпрыгнув из машины, я заколебался, не зная, что делать. Он лежал, корчась в агонии, издавая ужасающие гортанные вопли.
Я открыл багажник моего Мустанга, поднял кричащего человека и кинул его туда. Я уехал.
После входа в мой гараж я отмыл кровь с переда и зада машины. С боков было не обязательно.
После того, как я выволок его переломанное тело на задний двор, я трусцой подбежал к сараю. Внутри находились черные мусорные мешки, шлакоблочные кирпичи и ножовка.
После расчленения мужчины я как раз смог вместить его останки и кирпич в мешок.
Осталось только сбросить его в озеро.

*     *     *
Следующим утро я проснулся в 6:45 и тронул дверную ручку три раза, прежде чем перепрыгнуть через вторую и последнюю ступеньку на пути на кухню. Поглощая тосты, яичницу и черный кофе, я пролистал местные новости на моем айпаде.
Топ-заголовок: «Серийный убийца, скрывающийся с места преступления, возвращается».
Я улыбнулся.

Все снова нормально.

Автопилот. Осторожно, обсценная лексика

Оригинал

Вы когда-нибудь забывали телефон?
Когда вы понимали, что забыли его? Думаю, вы не просто хлопали ладонью по лбу и восклицали «Черт!» ни к селу, ни к городу. Понимание, скорее всего, не снисходило на вас моментально. С большей вероятностью, вы хотели взять телефон, роясь в карманах или сумке, и были встревожены, что там его нет. Затем вы мысленно восстанавливали события утра.
Дерьмо.
В моем случае будильник на моем мобильнике разбудил меня, как обычно, но я понял, что батарея была разряжена больше, чем я думал. Это был совсем новый телефон, и у него был тот раздражающий обычай оставлять приложения открытыми, и это снижало заряд ночью. Так что я поставил его на зарядку, пока приму душ, вместо того, чтобы положить сотовый в сумку. Это было моментное отклонение от дневной рутины, но это и было всем тем, что требовалось. В ванной мой мозг снова «переключился на рутину», которая выполняется каждое утро, и на этом все.
Забыл.
Это была не просто моя неуклюжесть, как я понял позднее, а признанные функции мозга. Мозг не работает просто на одном уровне, но сразу на многих. Например, если вы куда-то идете, вы думаете о своем направлении и о миновании препятствий, но вам не нужно беспокоиться о том, чтобы должным образом передвигать ноги. Вот и я думал не о том, чтобы регулировать свое дыхание, а решал, захватить ли кофе по дороге на работу (я захватил). Я не думал о переваривании своего завтрака, а прикидывал, закончу ли я вовремя, чтобы забрать свою дочь Эмили из яслей после работы или застряну с очередным штрафом за опоздание. Это и есть оно; часть мозга отвечает за рутину, чтобы остаток могу думать о других вещах.
Вспомните. Вспомните свою последнюю поездку на работу и обратно. И что вы помните? Не так уж и много, если вообще что-то, на самом деле. Большинство обычных маршрутов сливаются в один, и восстановить какой-то конкретный из них в памяти очень сложно. Выполняйте что-то достаточно часто, и оно станет рутиной. Продолжайте делать это, и оно перестанет обрабатываться думающей частью мозга, понизится до того уровня, где станет просто привычной рутиной. Мозг будет продолжать выполнять это неосмысленно. Совсем скоро вы будете думать о своей рутине столько же, сколько и о том, как идете. То есть, совсем нисколько.
Большинство людей называет это автопилотом. Но и там есть опасность. Если в рутине случается нарушение, способность запомнить и учесть это нарушение так же сложно, как вывести мозг из режима рутины. Возможность запомнить, что мой телефон остался лежать на стойке, была так же невелика, как и возможность не входить в режим рутины, который сказал мне, что телефон лежит в сумке. Но я не помешал своему мозгу войти в этот режим. Я зашел в душ, как обычно. Исключение было забыто.
Автопилот запустился.
Мой мозг работал в режиме рутины. Я принял душ, побрился, по радио прогнозировали прекрасную погоду, я накормил Эмили завтраком и усадил в машину (она была так мила этим утром, она жаловалась на "плохое солнце", ослепляющее ее утром, говоря, что оно не дало ей немного поспать по пути в ясли) и уехал. Это была рутина. Не имело никакого значения, что мой мобильник остался на стойке, беззвучно заряжаясь. Мой мозг был в режиме рутины, и там мой телефон находился в сумке. Именно поэтому я забыл свой сотовый. Не рассеянность. Не невнимательность. Ничего, кроме моего мозга, входящего в штатный режим и не записывающего исключений.
Автопилот запустился.
Я уехал на работу. Сегодня был ужасно душный день. Плохое солнце припекало с того момента, когда мой предательски отсутствующий телефон разбудил меня. Когда я сел в машину, руль нагрелся до такого состояния, что его больно было трогать. Думаю, я слышал, как Эмили подвинулась за водительское сидение, чтобы уйти от яркого света. Но я добрался до работы. Сдал отчет. Посетил утреннее собрание. Иллюзия не рушилась до тех пор, пока я не взял перерыв, чтобы выпить кофе и достать свой телефон. Я мысленно восстановил утренние события. Я вспомнил садящуюся батарею. Я вспомнил, как поставил мобильник на зарядку. Я вспомнил, как оставил его там.
Мой телефон лежал на стойке.
Автопилот отключился.
И еще раз, там поджидает опасность. До того, как наступает этот момент, тот момент, когда вы тянетесь за сотовым и рушите иллюзию, та часть мозга все еще в режиме рутины. Нет никакого смысла в том, чтобы подвергать сомнению факты рутины; именно поэтому это и есть рутина. Прекращение повторения. Не как если бы кто-то сказал «Почему ты не помнишь о своем телефоне? Как ты мог забыть? Ты, видимо, небрежен»; это как не понимать сути. Мой мозг сообщал мне, что рутина была выполнена, как обычно, несмотря на тот факт, что она не была. Не случалось того, чтобы я забывал свой сотовый. В соответствии с моим мозгом, в соответствии с рутиной мой мобильник был в сумке. Почему бы я вздумал задаваться вопросом по поводу этого? Почему бы я проверил его? Почему бы я вспомнил, внезапно, не из-за чего, что мой телефон лежит на стойке? Мой мозг был подключен к режиму рутины, и рутина заключалась в том, что мой телефон был в сумке.
День продолжал печь. Утренний туман уступил безустанному, лихорадочному зною дня. Асфальт плавился. Прямые лучи солнца угрожали разрушить тротуар. Люди брали вместо привычного кофе коктейли со льдом. Сбрасывали куртки, закатывали рукава, ослабляли галстуки, вытирали лоб. Парки медленно наполнялись загорающими и готовящими барбекю. Оконные рамы угрожали деформироваться. Столбики термометра продолжали ползти вверх. Хорошо хоть, что офисы были с кондиционерами.
Но, как и всегда, дневная жара сменилась прохладным вечером. Очередной не выдающийся ничем день. Все еще проклиная себя за то, что забыл телефон дома, я поехал домой. Утренний зной спек все внутри машины, вызывая ужасный запах, доносящийся откуда-то. Когда я съехал с дороги, камни приятно захрустели под колесами, а жена поприветствовала меня у двери.
– Где Эмили?
Блядь.
Как будто телефона было недостаточно. После всего этого я оставил Эмили в ебаных яслях в конце концов. Я немедленно устремился обратно в ясли. Я подошел к двери и начал репетировать извинения, напрасно раздумывая, как смогу загладить свою вину за опоздание. Я увидел бумажку, приклеенную к двери.
«В связи с вандализмом накануне вечером, пожалуйста, используйте черный ход. Только сегодня».
Накануне вечером? Что? Сегодня утром с дверью было все в поряд…
Я застыл. Мои колени тряслись.
Вандализм. Исключение в рутине.
Мой телефон был на стойке.
Она подвинулась на сиденье. Я не видел ее в зеркале.
Мой телефон был на стойке.
Она заснула из-за плохого солнца. Она ничего не сказала, когда я проехал ясли.
Мой телефон был на стойке.
Она была исключением.
Мой телефон был на стойке.
Она была исключением в рутине, и я забыл высадить ее.
Мой телефон был на стойке.
Девять часов. Эта машина. Это пекущее солнце. Ни воздуха. Ни воды. Ни сил. Эта жара. Руль, слишком горячий, чтобы дотрагиваться.
Этот запах.
Я подошел к машинной двери. Оцепенелость. Шок.
Я открыл дверь.
Мой телефон был на стойке, а дочь мертва.
Автопилот отключился.

Симметрия. Осторожно, шокирующие жестокие сцены

Оригинал

Я люблю симметрию. Я не знаю точно, почему, но она нравилась мне с детства. Большинство детей неряшливо и невнимательно к своим вещам. Но только не я. Я знал, что в моей комнате всему было свое место, и все лежало там, где и нужно. У моих родителей не было Его. У моих прародителей тоже не было Его. Ни у одного человека из моей семьи не было «Его». Я называю это «Оно», потому что я твердо верю, что это что-то внутри меня. Безбилетник, который не должен, но живет внутри меня. Это потребность. Это необходимость. Стремление быть идеальным. Идеальным по обе стороны. Будучи взрослым, я нахожусь на том отрезке жизни, когда я не могу нормально жить своей жизнью. Я не могу удержаться на работе. Женщины бросают меня, потому что они не могут справиться с Ним. Честно говоря, мне все равно, когда они уходят. Они небрежны и усложняют вещи. Они перекатываются на мою сторону кровати вместо того, чтобы оставаться на их собственной. Они оставляют посуду на одной стороне раковины, но не на другой. Я больше не работаю, поэтому, когда они оставляют меня на день, я остаюсь дома и все переделываю. Такое облегчение, когда они уходят навсегда. Это чувство, однако, никогда не длится долго, в конце концов, приходит Оно и находит что-то еще, что нужно исправить. Вы, наверное, спросите, зачем я ищу отношений, если все равно не могу удержать их? Что ж, мне трудно спать посередине кровати, не двигаясь всю ночь.
Если не считать проблему с отношениями, моя жизнь практически в порядке. Я говорю «практически», так как есть еще кое-что, с которым приходится мириться. Понимаете ли, у меня то, что называют «гетерохромия», или же глаза разного цвета. Мой правый глаз васильково-голубой, а левый — бледно-зеленый. У обоих моих родителей были васильково-голубые глаза, так же, как и у моих братьев и сестер, что родных, что двоюродных. Мой зеленый глаз — один порочный. Он делает меня… Несимметричным. Каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало, он отвечает пристальным взглядом. Это все, о чем я теперь только и могу думать. Все на своем законном месте, кроме одного моего маленького зеленого недостатка. Сначала было не больно, когда я поддел ложкой глаз. Не было больно даже тогда, когда он выскочил и закачался около моей щеки. Был ли это шок, затупляющий боль, или Оно? Я отрезал зрительный нерв и вытер теплую жидкость, текущую по лицу. Было странно чувствовать, что от моего зрения была отрезана половина. Оставшуюся повисшую плоть я поместил обратно в глазницу, теперь пустую. Я перевязал рану, вымыл ложку и пошел спать.
Я проснулся… Счастливым. Сегодня я спал лучше, чем за все эти годы. С этим наконец-то было покончено. Я был исправен. Я встал с кровати и устремился в ванную. Мое тело болело, и голова была в огне. Я щелкнул выключателем, и свет был ослепляющим. Я медленно снял повязку, пропитанную кровью, прилипшую к моему лицу, как лента. Когда я посмотрел в зеркало, мой живот скрутило. Только тогда я понял, что сотворил с собой и не мог поверить этому. На левой стороне моего лица была дыра… Но неправильная. Я был несимметричным. Снова. Было куда сложнее вытаскивать второй глаз. Руки тряслись, и когда я вонзал ложку, то несколько раз промазал, ткнув себя в зрачок три раза, прежде чем я наконец-то сделал все правильно. Когда глаз выскочил, я потянулся за ножницами, чтобы закончить работу. Кровь с предыдущей ночи запеклась на лезвиях, поэтому ножницы резали не очень хорошо. Знаете, когда вы еще были ребенком в начальной школе, и ваш учитель заставлял вас резать цветную бумагу для арт-проектов? Вы когда-нибудь пробовали разрезать сразу много кусочков бумаги зараз, но ножницы не могли этого сделать? Лезвия как бы налезали одно на другое, а бумага застревала между ними? Именно это и произошло с моим глазом. Зрительный нерв оказался закреплен между лезвиями. Он застрял, и я в отчаянии неистово пытался высвободить его, я поскользнулся на крови и начал падать на пол. Заработали рефлексы, и я выпустил глаз, пытаясь смягчить удар с помощью рук. Вес ножниц, повисших на нерве, был невыносим. Я знал, что не смогу дотерпеть до кухни, чтобы взять нож. Поэтому я потянул. Я выдернул его прямо из своей головы. Я чувствовал рвущуюся плоть внутри черепа. Я чувствовал, как она разорвалась и забрызгала все вокруг жидкостями. Я знал, что плакал, но не мог отличить слез от крови и внутриглазной жидкости. Когда я услышал влажный шлепок кровавой плоти, приземляющейся на пол, я знал, что все было позади. Я знал, что Оно было позади. Теперь я мог жить, не нуждаясь в том, чтобы видеть мерзкие, неряшливые, неравные людские жизни. На меня накатило облегчение, и я знал, что теперь оно продлится еще долго. Я никогда так раньше себя не чувствовал, никогда не ощущал так много надежды. Я лег на холодный, мокрый, липкий пол моей ванной и улыбнулся первый раз за много лет.

— продиктовано, но не прочитано