Дни сменяются один другим, но он не осмеливается покинуть палатку, ставшую для него новым домом. Тихоня чувствует себя здесь комфортно: лежа в дальнем углу, он наблюдает за течением племенной жизни, имея возможность рассмотреть будни целителя с самых разных сторон. При этом сей поток событий совершенно его не касается, не трогает и не обращает внимания, что не могло его не радовать. Напоминанием о той роковой ночи теперь служат разве что редкая боль в вывихнутой, но уже почти здоровой лапе, да мутные кошмары, не дающие ему высыпаться по ночам; впрочем, он быстро нашел выход из ситуации, привыкнув дремать днем, когда шум чужих голосов не дает погрузиться во мрачные воспоминания.
С утра шел дождь, и Тихоня уснул под тихий перестук небесных капель. Он бы так и спал большую часть дня, но у судьбы другое мнение на этот счет: редкий безмятежный сон прерывается, когда его слух улавливает сдавленную кошачью брань. Он еще цепляется за нити безмятежной полудремы, уверенный, что Щербатая сейчас займет соплеменника и заставит его покинуть палатку как можно скорее, но надежда эта оказывается ложной, когда он чувствует чью-то тяжелую в наступившей тишине походку, а затем - чужую холодную шерсть.
- Аллё, ёжик! - бормотание у самого уха заставляет котенка вздрогнуть, и он с обреченным видом приоткрывает глаза, не понимая, кому вообще что-то может от него понадобится. Первое, на что он обращает внимание в сумраке палатки - это изуродованное чьими-то клыками ухо и наличие кучи шрамов на тех участках тела, что попали в поле зрения Тихони. Вид не вызывает особого доверия, скажем так. - не надоело еще просиживать, не? - двойное отрицание вводит проснувшегося комка шерсти в ступор, и он еще некоторое время молчит, вникая в смысл предложения и одновременно пытаясь вспомнить, кто рядом с ним лежит. Увы, память на лица у него была отвратительная, а запах Сумрачного племени ничего не сообщал, кроме того, что лежит рядом с ним матерая самка.
- Че надо? - слова срываются с языка задолго до того, как их значение доходит до сознания Тихони; еще секунда - и он мысленно обзывает себя идиотом, потому что начал разговор далеко не так, как предполагает вежливый тон по отношению к взрослым и опытным воинам. Мелкий замирает, со взглядом смертника ожидая по всей логике вещей быстрой и мучительной кончины от лап кошки.

"Придуро-о-ок. Идио-о-от. Какого тебя вообще понесло рот раскрывать? Знаешь же, что все равно что-то ляпнешь не то!" Мысленно уже смирившись со своей скоропостижной смерти, Тихоня даже успевает по-достоинству оценить бурную реакцию кошки, когда та заистерила... ух, как заистерила! Котенок выслушивает гневную тираду воительницы, буквально вжавшись всем телом в мягкую родную подстилку, словно ища у нее сострадания и утешения. Увы, последняя не спешит разделить его плачевное состояние, потому Тихоня просто лежит, опустив взгляд, ожидая, когда в чужих легких закончится кислород и крикливое существо заткнется.
- Ты на кого помет-то покатил? Не дорос еще! - "И никогда не дорасту. Ну, ляпнул себе, зачем так орать?" - ты у меня "почёнадаешь", когда из палатки-то вылезешь. Мог бы и повежлевее, нашел себе! "Да что ты мне сделаешь, карга щербатая? Пошлешь подстилки старейшинам менять? Да они выпнут меня из палатки, едва завидев, потому что даже подобное я без приключений сделать не могу!" Тихоня чувствует на себе злобный взгляд действительно вышедшей из себя кошки, и, черт возьми, теперь себя ощущает совершенно неуютно: палатка целителя перестает быть его собственностью, укромным логовом, где он всегда может найти покой и умиротворение. Бессильный гнев сбивает его дыхание, но он не может вымолвить и слова - в глотке застрял невидимый ком, собственные конечности плохо слушаются.
- Я спрашивала, не надоело еще лентяйствовать день ото дня? Пусть лапа больная, но мог бы, что ли, целителю и помочь с травами, с больными? - "Да меня Щербатая сама умоляет сидеть на месте и не шевелиться, лишь бы не задел чего и не испортил!" - А тут уж целый день, целый день впустую! Вот когда вылезешь, я тебе еще раз напоминаю, скажу твоему наставнику, чтобы побольше с тобой занимался...
- Нет у меня наставника, - наконец, бурчит он тихо, чувствуя легкую дрожь в голосе. Тихоня внимательно разглядывает собственные лапы, боясь поднять взгляд и увидеть перекошенную "шрамистую" морду. - Не успели посвятить. И поучать жизни не надо тут, сам знаю... - он резко обрывает свою неуверенную речь, понимая, что вновь переходит границы дозволенного. И, скорее всего, сейчас вновь услышит очередную гневную тираду от этой истерички.

Рядом слышится ворчливое фырканье и... все. Тихоня замирает, понимая, что только что избежал продолжение гневной тирады. Он облегченно едва слышно вздыхает, все еще чувствуя нервное напряжение - пугает не то, что сказано (ничего нового о себе он не узнал), но то, как это все было сказано.
- Тогда иди сейчас и скажи Серозвезду, чтобы вскоре наставника дал, - "Щас же. Буду я беспокоить самого предводителя по такому незначительному вопросу". - я скажу Щербатой, чтобы через два дня ты уже по лагерю как лягушка прыгал, ясно? - "...карга". Котенок лишь сейчас осмеливается поднять взгляд, полный бессознательной, бессильной неприязни по отношению к этой чересчур умной и болтливой ("к тому же истеричной") воительнице. Факт, что он ничего не может сделать, лишь усугубляет ситуацию: наученная жизнью и далеко не самым скромным опытом кошка явно имеет больше авторитета и прав на ворчание, чем какой-то мелкий неудачник, которому, к тому же, предстоит стать оруженосцем на две луны позже официального срока. "Не хочу становиться учеником. Да и кто меня возьмет?" Тихоня на мгновение прижимает уши к затылку, услышав обреченный вой кошки, явно сходившей с ума в ожидании целительницы. "И че с ней вообще случилось, что она так терпеливо ее ждет? Теть Щербатая, ну придите быстрее!"
- И чтобы больше не было этих "Чё надо" и такого хамства! Понял?! - Тихоня лишь опускает взгляд, всем своим видом выражая покорность и смирение с собственной не особо радужной участью; на языке так и вертится очередной грубый комментарий, но суровый вид кошки и ее ворчливое шипение не вдохновляют на подобное геройство, потому комок шерсти попросту отворачивается от недоучительницы, стараясь отключиться от всего происходящего и забыть все только что сказанное "щербатой каргой".